НОВОЕ ЗДАНИЕ, или Жизнь и смерть учреждений
Всякий, кто изучает устройство учреждений, знает, как определить вес
должностного лица. Сосчитаем, сколько к нему ведет дверей, сколько у него
помощников и сколько телефонов, прибавим высоту ворса на ковре (в
сантиметрах) и получим формулу, годную почти повсеместно. Однако мало кто
знает, что, если речь идет об учреждении, числа эти применяются иначе: чем
они больше, тем оно хуже.
Возьмем, к примеру, издательство. Известно, что издатели любят работать
в развале и скудости. Посетителя, ткнувшегося в двери, попросят обогнуть
дом сзади, спуститься куда-то вниз и подняться на три пролета. Научный
институт помещается чаще всего в полуподвале чьего-то бывшего дома, откуда
шаткий дощатый переход ведет к железному сараю в бывшем саду. А кто из нас
не знает, как устроен обычно международный аэропорт? Выйдя из самолета, мы
видим (слева или справа) величественное здание в лесах и идем за
стюардессой в крытый толем сарай. Мы и не ждем ничего иного. Когда
строительство закончится, аэродром перенесут в другое место.
Вышеупомянутые учреждения при всей своей пользе и активности прозябают
в таких условиях, что мы бываем рады прийти туда, где все удобно и
красиво. Входная дверь, стеклянная с бронзой, окажется в самом центре
фасада. Ваши начищенные ботинки тихо ступят на блестящий линолеум и
пройдут по нему до бесшумного лифта. Умопомрачительно томная секретарша
проговорит что-то алыми губками в снежно-белую трубку, усадит вас в
хромированное кресло и улыбнется, чтобы скрасить неизбежные минуты
ожидания. Оторвав взор от глянцевитых страниц журнала, вы увидите широкие
коридоры, уходящие к секторам А, Б и С, и услышите из-за всех дверей
мерный гул упорядоченного труда. И вот, утопая по щиколотку в ковре, вы
долго идете к столу, на котором в безупречном порядке разложены бумаги.
Немигающий директорский взгляд завораживает вас, Матисс на стене
устрашает, и вы понимаете, что здесь-то, наконец, работают по-настоящему.
И ошибаетесь. Наука доказала, что административное здание может достичь
совершенства только к тому времени, когда учреждение приходит у упадок.
Эта, казалось бы, нелепая мысль основана на исторических и археологических
исследованиях. Опуская чисто профессиональные подробности, скажем, что
главный метод заключается в следующем: ученые определяют дату постройки
особенно удачных зданий, а потом исследуют и сопоставляют эти данные. Как
выяснилось, совершенное устройство - симптом упадка. Пока работа кипит,
всем не до того. Об идеальном расположении комнат начинают думать позже,
когда главное сделано. Совершенство - это завершенность, а завершенность -
это смерть.
Например, туристу, ахающему в Риме перед собором св.Петра и дворцами
Ватикана, кажется, что все эти здания удивительно подходят к всевластию
пап. Здесь, думает он, гремели анафемы Иннокентия III, отсюда исходили
повеления Григория VII. Но, заглянув в путеводитель, турист узнает, что
поистине могущественные папы властвовали задолго до постройки собора и
нередко жили при этом совсем не здесь. Более того, папы утратили добрую
половину власти еще тогда, когда он строился. Юлий II, решивший его
воздвигнуть, и Лев X, одобривший эскизы Рафаэля, умерли за много лет до
того, как ансамбль принял свой сегодняшний вид. Дворец папской канцелярии
строился до 1565 года, собор освятили в 1626, а колоннаду доделали к 1667.
Расцвет папства был позади, когда планировали эти совершенные здания, и
мало кто помнил о нем, когда их достроили.
Нетрудно доказать, что это не исключение. Так обстояло дело и с Лигой
Наций. На Лигу возлагали большие надежды с 1920 по 1930 год. Году в 33-м,
не позже, стало ясно, что опыт не удался. Однако воплощение его - Дворец
Наций - открыли только в 1937-м. Дворец хорош, все в нем продуманно -
здесь есть и секретариат, и большие залы, и малые, есть и кафе. Здесь есть
все, что может измыслить мастерство, кроме самой Лиги. К этому году она
практически перестала существовать.
Нам возразят, что Версальский дворец действительно воплотил в камне
расцвет царствования Людовика XIV. Однако факты воспротивятся и тут. Быть
может, Версаль и дышит победным духом эпохи, но достраивали его к ее концу
и даже захватили немного следующее царствование. Дворец строился в
основном между 1669 и 1685 годами. Король стал наезжать туда с 1682 года,
когда работы еще шли. Прославленную спальную он занял в 1701-м, а часовню
достроили еще через девять лет. Постоянной королевской резиденцией дворец
стал лишь с 1756 года. Между тем почти все победы Людовика XIV относятся к
периоду до 1679 года, наивысшего расцвета его царствование достигает к
1682-му, а упадок начинается с 1685 года. Как выразился один историк,
король, переезжая сюда, "уже подписал приговор своей династии". Другой
историк говорит, что "дворец... был достроен именно к той поре, когда
власть Людовика стала убывать". А третий косвенно поддерживает их, называя
1685-1713 годы "годами упадка". Словом, ошибется тот, кто представит себе,
как Тюренн мчится из Версаля навстречу победе. С исторической точки зрения
вернее вообразить, как нелегко было здесь, среди всех этих символов
победы, тем, кто привез весть о поражении при Бленхейме. Они буквально не
знали куда девать глаза.
Упоминание о Блейхейме, естественно, переносит наши мысли к другому
дворцу, построенному для прославленного Мальборо. Он тоже идеально
распланирован, на сей раз - для отдохновения национального героя. Его
героические пропорции, пожалуй, говорят скорее о величии, чем об
удобствах, но именно этого и хотели зодчие. Он поистине воплощает легенду.
Он поистине создан для того, чтобы старые соратники встречались здесь в
годовщину победы. Однако, представляя себе эту встречу, мы должны помнить,
как ни жаль, что ее быть не могло. Герцог никогда не жил во дворце и даже
не видел его достроенным. Жил он в Холивелле, неподалеку от Сент-Олбена, а
в городе у него был особняк. Умер он в Виндзор-Лодже. Соратники его
собирались в палатке. Дворец долго строили не из-за сложности плана (хотя
в сложности ему не откажешь), но потому, что герцог был в беде, а два года
и в изгнании.
А как обстоят дела с монархией, которой он служил? Когда археолог будет
рыскать по раскопкам Лондона, как рыщет нынешний турист по садам и
галереям Версаля, развалины Бэкингемского дворца покажутся ему истинным
воплощением могущества английских королей. Он проведет прямую и широкую
улицу от арки Адмиралтейства до его ворот. Он воссоздаст и двор, и большой
балкон, думая при этом о том, как подходили они монарху, чья власть
простиралась до самых дальних уголков земли. Да и современный американец
вполне может поахать при мысли о гордом Георге III, у которого была такая
пышная резиденция. Однако мы снова узнаем, что поистине могущественные
монархи обитали не здесь, а в Гринвиче, Кенилворте или Уайт-холле, и
жилища их давно исчезли. Бэкингемский дворец строил Георг IV. Именно его
архитектор, Джон Нэш, повинен в том, что звалось в ту пору "слабостью и
неотесанностью вкуса". Но жил Георг IV в Брайтоне или Карлтон-хаузе и
дворца так и не увидел, как и Вильгельм IV, приказавший завершить
постройку. Первой переехала туда королева Виктория в 1837 году и вышла там
замуж в 1840-м. Она восхищалась дворцом недолго. Мужу ее больше нравился
Виндзор, она же сама полюбила Бэлморал и Осборн. Таким образом, говоря
строго, великолепие Бэкингемского дворца связано с позднейшей, чисто
конституционной монархией - с тем самым временем, когда власть была
передана парламенту.
Тут естественно спросить, не нарушает ли правила Вестминстерский
дворец, где собирается палата общин. Без сомнения, спланирован он
прекрасно, в нем можно и заседать, и совещаться, и спокойно готовиться к
дебатам, и отдохнуть, и подкрепиться, и даже выпить чаю на террасе. В этом
удобном и величественном здании есть все, чего может пожелать
законодатель. Казалось бы, уж оно-то построено во времена могущества
парламента. Но даты и тут не утешат нас. Парламент, в котором - один
другого лучше - выступали Питт и Фоке, сгорел по несчастной случайности в
1854 году, а до того славился своими неудобствами не меньше, чем блеском
речей. Нынешнее здание начали строить в 1840 году, готовую часть заняли в
1852-м. В 1860 году умер архитектор и строительство приостановилось.
Нынешний свой вид здание приняло к 1868 году. Вряд ли можно счесть простым
совпадением то, что с 1867 года, когда была объявлена реформа
избирательной системы, начался упадок парламента, и со следующего, 1868
года, законы стал подготавливать кабинет министров. Звание члена
парламента быстро теряло свой вес, и "только депутаты, не занимавшие
никаких государственных постов, еще играли хоть какую-то роль". Расцвет
был позади.
Зато по мере увядания парламента расцветали министерства. Исследования
говорят нам, что министерство по делам Индии работало лучше всего, когда
размещалось в гостинице. Еще показательнее сравнительно недавние изменения
в министерстве колоний. Британски империя крепла и ширилась, когда
министерство это (с тех пор как оно вообще возникло) ютилось на
Даунинг-стрит. Начало новой колониальной политики совпало с переездом в
специальное здание. Случилось это в 1875 году, и удобные помещения
оказались прекрасным фоном для бед англо-бурской войны. Во времена второй
мировой войны министерство обрело новую жизнь. Перебравшись во временное и
очень неудобное помещение на Грэйт-Смит-стрит, где должно было находиться
что-то церковное, оно развило бурную деятельность, которая, несомненно,
закончится, как только для него построят здание. Одно хорошо - строить его
еще не начали.
Однако всем этим случаям далеко до Нового Дели. Никогда еще нашим
архитекторам не доводилось планировать такой огромной столицы для
управления таким огромным народом. О том, что ее решено создать, сообщили
на имперском дурбаре в 1911 году, когда на престол Великого Могола взошел
Георг V. Сэр Эдвин Латьенс начал работать над проектом британского
Версаля. Замысел был прекрасен, детали - умны и уместны, чертежи -
блестящи, размах - грандиозен. Но по мере воплощения проекта власть наша
над Индией слабела. За Актом об управлении Индией 1909 года последовало
многое: покушение на жизнь вице-короля в 1912 году, Акт 1917 года, отчет
Монтегю - Челмсфорда (1918) и реализация их предложений (1920). Лорд Ирвин
переехал в свой дворец в 1929 году - именно тогда, когда партия Индийский
Национальный Конгресс потребовала независимости и открылась конференция
круглого стола, и за год до того, как началась кампания Гражданского
Неповиновения. Можно, хотя и утомительно, вести рассказ до самого ухода
англичан, показывая, как точно каждая фаза их поражения совпадала с
очередной архитектурной победой. В конце концов удалось построить не
столицу, а мавзолей.
Упадок британского империализма начался со всеобщих выборов 1906 года,
на которых победили либеральные и полусоциалистические идеи. И потому вас
не удивит, что именно эта дата высечена в нетленном граните над дверями
военного министерства. Битвой при Ватерлоо удавалось руководить из тесных
комнаток на Хорс-Гардз-Парад. План захвата Дарданелл был принят в красивых
и просторных залах. Неужели прекрасно распланированное здание Пентагона в
Арлингтоне, штат Вирджиния, подтвердит наше правило? Не хотелось бы
усматривать особый смысл в том, что здание это - у кладбища; но подумать
об этом стоит.
Конечно, влиятельный читатель не может продлить дни умирающего
учреждения, мешая ему переехать в новое здание. Но у него есть шансы
спасти тех, кто только еще встает на путь погибели. Теперь то и дело
возникают учреждения с полным набором начальства, консультантов и служащих
и со специально построенным зданием. Опыт показывает, что такие учреждения
обречены. Совершенство убьет их. Им некуда пустить корни. Они не могут
расти, так как уже выросли. Они и цвести не могут, а плодоносить - тем
более. Когда мы встречаем такой случай - например, здание ООН, - мы
умудренно и печально качаем головой, прикрываем простыней труп и неслышно
выходим на воздух. НОВОЕ ЗДАНИЕ, или Жизнь и смерть учреждений
Всякий, кто изучает устройство учреждений, знает, как определить вес
должностного лица. Сосчитаем, сколько к нему ведет дверей, сколько у него
помощников и сколько телефонов, прибавим высоту ворса на ковре (в
сантиметрах) и получим формулу, годную почти повсеместно. Однако мало кто
знает, что, если речь идет об учреждении, числа эти применяются иначе: чем
они больше, тем оно хуже.
Возьмем, к примеру, издательство. Известно, что издатели любят работать
в развале и скудости. Посетителя, ткнувшегося в двери, попросят обогнуть
дом сзади, спуститься куда-то вниз и подняться на три пролета. Научный
институт помещается чаще всего в полуподвале чьего-то бывшего дома, откуда
шаткий дощатый переход ведет к железному сараю в бывшем саду. А кто из нас
не знает, как устроен обычно международный аэропорт? Выйдя из самолета, мы
видим (слева или справа) величественное здание в лесах и идем за
стюардессой в крытый толем сарай. Мы и не ждем ничего иного. Когда
строительство закончится, аэродром перенесут в другое место.
Вышеупомянутые учреждения при всей своей пользе и активности прозябают
в таких условиях, что мы бываем рады прийти туда, где все удобно и
красиво. Входная дверь, стеклянная с бронзой, окажется в самом центре
фасада. Ваши начищенные ботинки тихо ступят на блестящий линолеум и
пройдут по нему до бесшумного лифта. Умопомрачительно томная секретарша
проговорит что-то алыми губками в снежно-белую трубку, усадит вас в
хромированное кресло и улыбнется, чтобы скрасить неизбежные минуты
ожидания. Оторвав взор от глянцевитых страниц журнала, вы увидите широкие
коридоры, уходящие к секторам А, Б и С, и услышите из-за всех дверей
мерный гул упорядоченного труда. И вот, утопая по щиколотку в ковре, вы
долго идете к столу, на котором в безупречном порядке разложены бумаги.
Немигающий директорский взгляд завораживает вас, Матисс на стене
устрашает, и вы понимаете, что здесь-то, наконец, работают по-настоящему.
И ошибаетесь. Наука доказала, что административное здание может достичь
совершенства только к тому времени, когда учреждение приходит у упадок.
Эта, казалось бы, нелепая мысль основана на исторических и археологических
исследованиях. Опуская чисто профессиональные подробности, скажем, что
главный метод заключается в следующем: ученые определяют дату постройки
особенно удачных зданий, а потом исследуют и сопоставляют эти данные. Как
выяснилось, совершенное устройство - симптом упадка. Пока работа кипит,
всем не до того. Об идеальном расположении комнат начинают думать позже,
когда главное сделано. Совершенство - это завершенность, а завершенность -
это смерть.
Например, туристу, ахающему в Риме перед собором св.Петра и дворцами
Ватикана, кажется, что все эти здания удивительно подходят к всевластию
пап. Здесь, думает он, гремели анафемы Иннокентия III, отсюда исходили
повеления Григория VII. Но, заглянув в путеводитель, турист узнает, что
поистине могущественные папы властвовали задолго до постройки собора и
нередко жили при этом совсем не здесь. Более того, папы утратили добрую
половину власти еще тогда, когда он строился. Юлий II, решивший его
воздвигнуть, и Лев X, одобривший эскизы Рафаэля, умерли за много лет до
того, как ансамбль принял свой сегодняшний вид. Дворец папской канцелярии
строился до 1565 года, собор освятили в 1626, а колоннаду доделали к 1667.
Расцвет папства был позади, когда планировали эти совершенные здания, и
мало кто помнил о нем, когда их достроили.
Нетрудно доказать, что это не исключение. Так обстояло дело и с Лигой
Наций. На Лигу возлагали большие надежды с 1920 по 1930 год. Году в 33-м,
не позже, стало ясно, что опыт не удался. Однако воплощение его - Дворец
Наций - открыли только в 1937-м. Дворец хорош, все в нем продуманно -
здесь есть и секретариат, и большие залы, и малые, есть и кафе. Здесь есть
все, что может измыслить мастерство, кроме самой Лиги. К этому году она
практически перестала существовать.
Нам возразят, что Версальский дворец действительно воплотил в камне
расцвет царствования Людовика XIV. Однако факты воспротивятся и тут. Быть
может, Версаль и дышит победным духом эпохи, но достраивали его к ее концу
и даже захватили немного следующее царствование. Дворец строился в
основном между 1669 и 1685 годами. Король стал наезжать туда с 1682 года,
когда работы еще шли. Прославленную спальную он занял в 1701-м, а часовню
достроили еще через девять лет. Постоянной королевской резиденцией дворец
стал лишь с 1756 года. Между тем почти все победы Людовика XIV относятся к
периоду до 1679 года, наивысшего расцвета его царствование достигает к
1682-му, а упадок начинается с 1685 года. Как выразился один историк,
король, переезжая сюда, "уже подписал приговор своей династии". Другой
историк говорит, что "дворец... был достроен именно к той поре, когда
власть Людовика стала убывать". А третий косвенно поддерживает их, называя
1685-1713 годы "годами упадка". Словом, ошибется тот, кто представит себе,
как Тюренн мчится из Версаля навстречу победе. С исторической точки зрения
вернее вообразить, как нелегко было здесь, среди всех этих символов
победы, тем, кто привез весть о поражении при Бленхейме. Они буквально не
знали куда девать глаза.
Упоминание о Блейхейме, естественно, переносит наши мысли к другому
дворцу, построенному для прославленного Мальборо. Он тоже идеально
распланирован, на сей раз - для отдохновения национального героя. Его
героические пропорции, пожалуй, говорят скорее о величии, чем об
удобствах, но именно этого и хотели зодчие. Он поистине воплощает легенду.
Он поистине создан для того, чтобы старые соратники встречались здесь в
годовщину победы. Однако, представляя себе эту встречу, мы должны помнить,
как ни жаль, что ее быть не могло. Герцог никогда не жил во дворце и даже
не видел его достроенным. Жил он в Холивелле, неподалеку от Сент-Олбена, а
в городе у него был особняк. Умер он в Виндзор-Лодже. Соратники его
собирались в палатке. Дворец долго строили не из-за сложности плана (хотя
в сложности ему не откажешь), но потому, что герцог был в беде, а два года
и в изгнании.
А как обстоят дела с монархией, которой он служил? Когда археолог будет
рыскать по раскопкам Лондона, как рыщет нынешний турист по садам и
галереям Версаля, развалины Бэкингемского дворца покажутся ему истинным
воплощением могущества английских королей. Он проведет прямую и широкую
улицу от арки Адмиралтейства до его ворот. Он воссоздаст и двор, и большой
балкон, думая при этом о том, как подходили они монарху, чья власть
простиралась до самых дальних уголков земли. Да и современный американец
вполне может поахать при мысли о гордом Георге III, у которого была такая
пышная резиденция. Однако мы снова узнаем, что поистине могущественные
монархи обитали не здесь, а в Гринвиче, Кенилворте или Уайт-холле, и
жилища их давно исчезли. Бэкингемский дворец строил Георг IV. Именно его
архитектор, Джон Нэш, повинен в том, что звалось в ту пору "слабостью и
неотесанностью вкуса". Но жил Георг IV в Брайтоне или Карлтон-хаузе и
дворца так и не увидел, как и Вильгельм IV, приказавший завершить
постройку. Первой переехала туда королева Виктория в 1837 году и вышла там
замуж в 1840-м. Она восхищалась дворцом недолго. Мужу ее больше нравился
Виндзор, она же сама полюбила Бэлморал и Осборн. Таким образом, говоря
строго, великолепие Бэкингемского дворца связано с позднейшей, чисто
конституционной монархией - с тем самым временем, когда власть была
передана парламенту.
Тут естественно спросить, не нарушает ли правила Вестминстерский
дворец, где собирается палата общин. Без сомнения, спланирован он
прекрасно, в нем можно и заседать, и совещаться, и спокойно готовиться к
дебатам, и отдохнуть, и подкрепиться, и даже выпить чаю на террасе. В этом
удобном и величественном здании есть все, чего может пожелать
законодатель. Казалось бы, уж оно-то построено во времена могущества
парламента. Но даты и тут не утешат нас. Парламент, в котором - один
другого лучше - выступали Питт и Фоке, сгорел по несчастной случайности в
1854 году, а до того славился своими неудобствами не меньше, чем блеском
речей. Нынешнее здание начали строить в 1840 году, готовую часть заняли в
1852-м. В 1860 году умер архитектор и строительство приостановилось.
Нынешний свой вид здание приняло к 1868 году. Вряд ли можно счесть простым
совпадением то, что с 1867 года, когда была объявлена реформа
избирательной системы, начался упадок парламента, и со следующего, 1868
года, законы стал подготавливать кабинет министров. Звание члена
парламента быстро теряло свой вес, и "только депутаты, не занимавшие
никаких государственных постов, еще играли хоть какую-то роль". Расцвет
был позади.
Зато по мере увядания парламента расцветали министерства. Исследования
говорят нам, что министерство по делам Индии работало лучше всего, когда
размещалось в гостинице. Еще показательнее сравнительно недавние изменения
в министерстве колоний. Британски империя крепла и ширилась, когда
министерство это (с тех пор как оно вообще возникло) ютилось на
Даунинг-стрит. Начало новой колониальной политики совпало с переездом в
специальное здание. Случилось это в 1875 году, и удобные помещения
оказались прекрасным фоном для бед англо-бурской войны. Во времена второй
мировой войны министерство обрело новую жизнь. Перебравшись во временное и
очень неудобное помещение на Грэйт-Смит-стрит, где должно было находиться
что-то церковное, оно развило бурную деятельность, которая, несомненно,
закончится, как только для него построят здание. Одно хорошо - строить его
еще не начали.
Однако всем этим случаям далеко до Нового Дели. Никогда еще нашим
архитекторам не доводилось планировать такой огромной столицы для
управления таким огромным народом. О том, что ее решено создать, сообщили
на имперском дурбаре в 1911 году, когда на престол Великого Могола взошел
Георг V. Сэр Эдвин Латьенс начал работать над проектом британского
Версаля. Замысел был прекрасен, детали - умны и уместны, чертежи -
блестящи, размах - грандиозен. Но по мере воплощения проекта власть наша
над Индией слабела. За Актом об управлении Индией 1909 года последовало
многое: покушение на жизнь вице-короля в 1912 году, Акт 1917 года, отчет
Монтегю - Челмсфорда (1918) и реализация их предложений (1920). Лорд Ирвин
переехал в свой дворец в 1929 году - именно тогда, когда партия Индийский
Национальный Конгресс потребовала независимости и открылась конференция
круглого стола, и за год до того, как началась кампания Гражданского
Неповиновения. Можно, хотя и утомительно, вести рассказ до самого ухода
англичан, показывая, как точно каждая фаза их поражения совпадала с
очередной архитектурной победой. В конце концов удалось построить не
столицу, а мавзолей.
Упадок британского империализма начался со всеобщих выборов 1906 года,
на которых победили либеральные и полусоциалистические идеи. И потому вас
не удивит, что именно эта дата высечена в нетленном граните над дверями
военного министерства. Битвой при Ватерлоо удавалось руководить из тесных
комнаток на Хорс-Гардз-Парад. План захвата Дарданелл был принят в красивых
и просторных залах. Неужели прекрасно распланированное здание Пентагона в
Арлингтоне, штат Вирджиния, подтвердит наше правило? Не хотелось бы
усматривать особый смысл в том, что здание это - у кладбища; но подумать
об этом стоит.
Конечно, влиятельный читатель не может продлить дни умирающего
учреждения, мешая ему переехать в новое здание. Но у него есть шансы
спасти тех, кто только еще встает на путь погибели. Теперь то и дело
возникают учреждения с полным набором начальства, консультантов и служащих
и со специально построенным зданием. Опыт показывает, что такие учреждения
обречены. Совершенство убьет их. Им некуда пустить корни. Они не могут
расти, так как уже выросли. Они и цвести не могут, а плодоносить - тем
более. Когда мы встречаем такой случай - например, здание ООН, - мы
умудренно и печально качаем головой, прикрываем простыней труп и неслышно
выходим на воздух.
|
